Марина, «Драма на охоте» по повести Чехова, один из самых известных спектаклей с Вашим участием, собирает полные залы уже пятый год подряд. Скажите, за это время что-то изменилось в Вашей героине Оленьке Скворцовой?
Спасибо за вопрос – он сформулирован очень интересно. Чаще меня спрашивают, как я отношусь к героине, осуждаю ли ее. Мне сложно быть объективной – ведь это моя героиня. А я считаю, что каким бы твой герой не был, его надо оправдывать. Я не могу сказать, что моя Оленька и восприятие образа как-то кардинально поменялись за эти пять лет, что сначала она мне нравилась или не нравилась, а теперь наоборот. С каждым новым выходом на сцену персонаж поворачивается к актеру новой или еще не до конца раскрытой гранью, так происходит и с Оленькой. Мы с ней лучше друг друга узнаем. Для меня Оленька – это огонь, дикая, неукротимая стихия. Она сначала делает, а потом думает, и это легкомыслие в финале становится роковым для нее самой. Но Оленька любит Сергея Камышева, я уверена. И, возможно, если в самом начале он смог бы удержать ее рядом ответным чувством, действовал - смело, по-мужски, история не закончилась бы трагически. По крайней мере, Оленька наверняка осталась бы жива. Но сложилось так – она за всех сгорела.
Хотелось бы еще подробностей о вашей работе над спектаклем. Сразу ли вы приняли осовремененную концепцию Антона Яковлева?
Понятие «современности» спектакля в наше время достаточно широкое. Многие режиссеры на пути к популярности, востребованности своей постановки широкой публики, на мой взгляд, заигрываются и порой выходят за пределы искусства в угоду медийности с ущербом для глубины и смысла. Постановка Антона Яковлева, как я ее вижу, - это не попытка придать литературному оригиналу искусственно современное звучание и привлечь как можно больше любопытных зрителей. «Драма на охоте» в изложении Антона – это новый взгляд, новый ракурс, новая форма. Но, в первую очередь, - это Чехов, его интонации, его пронзительность, глубина. Так что мне не пришлось принимать какую-то концепцию – я играла чеховскую Оленьку в постановке талантливого современного режиссера.
Марина, расскажите о самом курьезном случае во время спектакля «Драма на охоте».
Некоторое время на сцене мне приходится лежать в гробу, причем не одной, а с коллегой. Гроб стоит перпендикулярно деревянному помосту – одному из элементов сценических декораций. То есть равновесие очень шаткое. И вот на одном из показов «Драмы» мой партнер Даниил Страхов, исполнитель главной роли Сергея Камышева, в ходе действия присел на гроб. Последний качнулся, и вполне мог свалиться с помоста вместе с нами. Даня, конечно, тут же сориентировался, и немедленно вскочил, так что его реакция помогла избежать падения. В такие зыбкие моменты актер думает не о том, чтобы удачно упасть и не удариться, а о том, как выходить из этой ситуации. Зритель не должен заметить не стыковок, поэтому в любой непредвиденной ситуации я как актриса обязана мобилизоваться, импровизировать по ходу развития форс-мажора.
Какой момент в спектакле «Драма на охоте» для Вас самый трепетный?
Оленька ползет к Камышеву и шепчет «Я люблю, люблю». Пожалуй, этот. Мне кажется, этот момент – индульгенция для Оленьки. Зритель понимает, что она действительно любит – так, как может любить неопытная, совсем молоденькая девушка, лесная нимфа, выросшая в нищете, в лесу, вдали от людей.
Насколько важно для Вас чтобы партнер по сцене был чутким и внимательным?
Очень правильная постановка вопроса. Надежность и чуткость далеко не всегда сочетаются с талантом, и наоборот. Иногда талантливые, но импульсивные актеры могут «заиграться» и в буквальном смысле нанести партнеру телесные повреждения. Своими глазами наблюдала, как во время сценической драки на шпагах один фехтовальщик умудрился поранить другого – и это при том, что шпага театральная, с мягким наконечником. Поэтому надежность жизненно важна. И здесь нельзя не упомянуть о Данииле. Даня – это актер, в котором внимательное отношение к партнеру, профессиональное владение собой на сцене сочетаются с ярким талантом. Когда я работаю с ним, всегда ощущаю себя спокойно. Он не даст упасть, если я споткнусь, он быстро сориентируется, если что-то пойдет не так, подхватит во время прыжка. К примеру, в «Драме» есть момент, когда Оленька стоит на краю помоста, делая вид, что вот-вот прыгнет. Стоит она на самом краю сцены, одно неверное движение - и героиня упадет прямо на первый зрительский ряд. Но за моей спиной стоит Даня, и я точно знаю – падение исключено, даже если я качнусь в неправильном направлении, он подстрахует.
Не так давно Вы посетили спектакль «Варшавская мелодия» в театре на Малой Бронной, в котором играет Даниил. Марина, какие эмоции вызвал у Вас сам спектакль, игра актеров? И каково это - наблюдать за игрой своего партнера по спектаклю, но уже из зрительного зала?
Спектакль очень понравился. И, думаю, сам факт того, что много лет подряд популярность спектакля не снижается, в зале нет свободных мест, а актеров на поклоне встречают овацией, о многом говорит. Конечно, взгляд из зрительного зала на сцену, а не наоборот - совсем другой. Здесь я обратила внимание на минимализм, аскетичность декораций: действие построено таким образом, что ставка сделана на актеров. Нет спецэффектов, каких-то необычных, отвлекающих внимание технологических «вбросов». Только Виктор, Гелена и прекрасная музыка Шопена. Такая форма не терпит фальши, не дает расслабиться героям даже на секунду, тем более, в «Варшавской мелодии» героя всего два. На мой взгляд, Даня и Юлия Пересильд великолепно справились со своей задачей.
Каким, на Ваш взгляд, должен быть современный зритель?
Может, ответ покажется банальным, но я считаю, что зритель должен быть воспитанным. Думаю, что каждому зрителю важно осознать значимость его роли в действии, внутренне принять несложные правила: не опаздывать, выключать все звуки в телефоне, не набирать смс, не разговаривать с соседом. Мы уважаем наших зрителей и надеемся на взаимность. Хотя мне везет – крайне редки случаи, когда публика ведет себя откровенно неучтиво.
Какой из спектаклей, в которых Вы задействованы, самый любимый для Вас?
Каждый спектакль дорог чем-то своим. О «Драме» уже много сказала, поэтому хотелось бы поговорить о другом важном для меня спектакле – «Борисе Годунове» в постановке известного европейского режиссера Петера Штайна, где я играю Марину Мнишек. В этой работе большое внимание уделялось хореографии, жестам, движению. Зритель вряд ли думает об этом, но в постановках такого рода важен каждый ракурс, каждый поворот головы, каждое па. Общность движений создают особую гармонию, актер общается со зрителем не только монологами, репликами, но языком тела – и в этом, наверно, есть определенное сходство с балетом, «немым» искусством. Здесь напрашивается другое воспоминание – мой первый «взрослый» спектакль «Сон о дожде» в Детском музыкальном театре юного актера под руководством режиссера Александра Федорова. Это музыкально-пластическая драма. Я с 10-го класса и до конца 2016 года играла в этом спектакле роль Судьбы. И роль эта действительно стала для меня судьбоносной – с нее началась моя профессиональная театральная карьера, эта роль принесла мне победу на международном фестивале «Пролог-2004».
Поделитесь впечатлением об колумбийских гастролях «Бориса Годунова». Как это было, как принимала публика, чем отличается колумбийский зритель от московского?
Это очень интересный опыт. Я сформулировала для себя отличия в восприятии русской литературы и театра у нашего и иностранного зрителя. Даже не просто иностранного – зрителя из принципиально иной культуры. Помните, финальную сцену «Годунова», когда Мосальский, обращаясь к народу, говорит: «Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы». А до этого читатель и зритель уже узнали, что они не сами убили себя – их жестоко убили бояре. Русский зрительный зал безмолвствует так же, как народ в пьесе. Потому что страшно и горько, потому что русский зритель знает Пушкина, знает историю и подоплеку действия. А в Колумбии, к моему удивлению, последняя трагическая сцена в зале вызвала хохот. Потом я обдумала парадокс и поняла, что это здоровая реакция зала на очевидный обман. Колумбийцы не склонны к русской рефлексии и не знают подводные течения нашей литературы и театра: они видят то, что им показывают. Возможно, реакция русского зрителя на творчество колумбийских литераторов и режиссеров тоже удивила бы местных жителей, как знать.
Марина, 2011 год для Вас знаменателен выпуском из РАТИ-ГИТИС и приглашением в труппу Московского театра «Et Cetera» под руководством Александра Калягина. Вашей первой ролью в «Et Cetera» стала Эвридика в спектакле «Орфей», расскажите о своих чувствах в день премьеры спектакля.
Да, это был волнительный год. Всегда буду благодарна режиссеру Владимиру Скворцову, с которым мы долгие годы вместе работаем в «Et Cetera», за этот шанс. А день премьеры помню хорошо. Не могу сказать, что мной овладела паника, что приходилось успокаивать себя валерьянкой, нет. Свои ощущения в тот день я охарактеризовала бы, как легкое волнение, смешанное с любопытством: «Как это будет, как все пройдет, как воспримут зрители спектакль».
Находясь на сцене, всматриваетесь ли Вы в зрительный зал на публику, узнаете ли своего «постоянного зрителя» в зале?
Общение актеров и зрителя происходит на поклоне, ведь поклон – это продолжение спектакля, сближение наших энергий, радость принятия зрителем твоей роли, твоей работы. И, конечно, я узнаю постоянного зрителя – Вас, например, Яна. И очень радуюсь, что спектакль по-прежнему интересен, что люди находят время, чтобы провести его с нами. Пользуясь случаем, хотела бы поблагодарить всех наших зрителей – вы замечательные, друзья, очень ценю ваше отношение, ваш интерес и глубину.
Марина, что приносит Вам наибольшее удовольствие- театр или съемочная площадка?
Трудно сравнивать. Театр и кино – два принципиально разных искусства. Впервые я попала на съемочную площадку примерно в том же возрасте, что и на профессиональную сцену – мне было около 14 лет. Съемочная площадка – это фабрика, огромное пространство, где сотни людей одновременно занимаются разными делами. Упорядоченный хаос. Театр – это камерность, максимальное сближение, работа небольшой команды, по сравнению, скажем, с численностью съемочной группы. На театральной сцене во время выступления у тебя нет возможности для второго дубля, и ты первой узнаешь реакцию зрителя на свою игру. В кино все по-другому, киноискусство отдаленно от непосредственной зрительской аудитории, там действуют совершенно иные законы и правила.
Маленький девчачий вопрос от поклонниц – Марина, у Вас роскошные волосы, каков секрет красоты?
Спасибо маме и папе – здесь, конечно, важную роль играет генетика. Но не только – чтобы сохранить природную силу волос, я ухаживаю за ними, делаю маски с натуральными ингредиентами: втираю репейное масло, покупаю шампуни на основе природных компонентов – ромашки, лаванды, других полезных трав.
Марина, благодарим Вас за интервью! Новых творческих проектов Вам, вдохновения и ярких ролей!
Спасибо Вам за внимание и возможность. Знаю, что публикация интервью запланирована на 2 марта – в день рождения Даниила Страхова. Пользуясь случаем, хотела бы поздравить его с праздником, пожелать здоровья, счастья, интересных ролей в кино и театре. Надеюсь, что у нас еще будет возможность поработать на сцене или съемочной площадке вместе.